Дмитрий: Мы работали с темой пятой Уральской индустриальной биеннале — «Бессмертие». Я занимался научной конференцией, Валя — театральными и перформативными проектами. И мы захотели поработать вместе.
Валентина: Просто мы всегда говорим про то, что биеннале междисплинарная, но между платформами практически нет взаимодействия. Мы решили поставить эксперимент и объединить научное и театральное направления, посмотреть, что выйдет. Это вылилось в проект — научно-театральную лабораторию «1000 лет вместе».
С какими сложностями вы столкнулись?
Д.: Трудно было объяснить суть проекта, даже знакомым. Потому что они не понимали, что происходит и как между собой всё связано.
Проект делится на два этапа. В первом мы запускаем открытый сбор заявок и приглашаем тех, кому было бы интересно поработать с глубинным интервью, потренировать эти навыки и позаниматься со сложными или, как маркируется в социологии, сенситивными темами: разговор о смерти, потеря близких и связанные с этим сферы жизни.
После open call мы делаем четырехдневный интенсив в формате воркаут, когда в сжатые сроки ты должен очень быстро обкатать полученные навыки.
Кто занимается с участниками проекта?
Д.: Каждый из нас пригласил специалистов из своей сферы. Начало тренинга ведет команда социологов. Это Дмитрий Рогозин и Надежда Галиеева из московской лаборатории методологии социальных исследований. Они очень много лет занимаются аудитом и оценкой крупномасштабных исследований, будь то стандартизированное интервью, личное, телефонное или валовые опросы. У них невероятный полевой опыт. На двоих, мне кажется, он переваливает лет за сорок.
Для нашего проекта Дмитрий и Надежда перестроили свой тренинг, который обычно дают полевым интервьюерам, людям, которые как раз включаются в какой-нибудь проект Левада-Центра про пьянство в России и проходят подготовку. Из своих тренингов социологи собрали «быструю пулю» и уместили все знания о технике глубинного интервью в один день.
В.: Вторую часть тренинга ведет драматург Полина Бородина. Как шутит Дмитрий Рогозин, говорит она в общем-то то же самое, просто с точки зрения театрального подхода и техники вербатим.
Полина одна из мастодонтов современного документального театра в России. Она тоже много проводит тренингов, преподает в лабораториях, школах и рассказывает, как именно драматурги общаются с людьми, как они вытягивают истории и как потом работают с этими материалами.
Д.: Можно сказать, что основная наша гипотеза была как раз в близости методов социологов и драматургов при работе с вербатимом. На тренингах мы эту схожесть увидели и поняли, что на стадии сбора материала социологи и драматурги используют схожие поля практики. А ключевая разница заключается в возвращении собранного материала. Если говорить о науке, то дальше истории используются в научных статьях, социологи обращаются к моделям, стилизации, в то время как драматург подключает художественную обработку.
Почему тема смерти? Почему, как вам кажется, она важна? И почему для проекта вы решили интервьюировать пожилых людей?
В.: Мы с Димой поняли, что нас вдвоём цепляет тема смерти и вообще социальной политики. Если бессмертие (изначальная тема биеннале) — это что-то абстрактное, где-то там за горизонтом и неуловимое, то нам хотелось поговорить про то, что есть здесь и сейчас и касается каждого.
Но сложность в том, что тема смерти никак не проговаривается, про это нет культуры общения. Поэтому это очень важно, и с каждым прослушанным интервью, которое взяли участники, я всё больше убеждаюсь, что нужно продолжать говорить про смерть.
Это важный терапевтический опыт для людей. У нас после каждого спектакля было обсуждение, где зрители делились впечатлением об услышанных историях. Были совершенно разные: кто-то злился, мол, зачем так нагнетаете. А кто-то говорил, «что в меня это так попало, я думал на эту тему и не ожидал получить такой опыт переживания прямо здесь и сейчас, что так погрузят в это».
Это тоже здорово. Даже если злишься, то понимаешь, что у тебя есть внутренние границы, которые еще не позволяют открыться данной теме. И эта реакция тоже важна. Потому что после проекта ты уходишь с чем-то, думаешь об этом и потом постепенно понимаешь, что можешь поговорить открыто на тему смерти.
В любой социальной работе, на мой взгляд, если ты приходишь в социальную тему, это значит, что у тебя уже болит, где-то ударило тебя этим. Меня ударило. Личные потери, которые в тебе живут... через такой проект ты пытаешься проработать эти моменты.
Д.: Изначально мы не планировали делать обсуждение после каждого сеанса. Но потом увидели, что это срабатывает как какой-то важный финал. Мы видели, как люди входят в состояние сдерживаемого потрясения, и поняли, что с ними надо говорить о только что пережитом опыте.
Почему пожилые? На стадии проектирования лаборатории вместе с преподавателями мы пришли к выводу, что пожилые люди, как правило, очень много кого лишились и много кого помнят. В психологии и культуре это обозначается как «символическое бессмертие»: кто-то жив, пока ты помнишь о нём. И как раз пожилые хранят это бессмертие — память о тех, кого нет.
Что увидят красноярцы? Какой результат проекта? Это выставка? Это театр? Расскажите о выборе жанра.
В.: Это театр инструкций. Мы думали, как найти форму для презентации лабораторных историй, и обратились к Дмитрию Зимину — молодому перспективному режиссёру из Екатеринбурга. У него очень много независимых проектов, самый известный, пожалуй, «За живое» — где Дмитрий работает с ребятами с аутизмом.
Вместе мы пришли к тому, что если мы говорим про смерть — сенситивную тему, которая действительно триггерит у многих людей, то самая лучшая форма — когда нет актёров.
Потому что актёр все равно несёт в себе месседж своим телом, своими эмоциями. А когда ты приходишь в театр без актёров и остаешься наедине с этими историями, то появляется возможность определить самостоятельно своё отношение к этому и не считывать образ, который несёт актёр, ты сам его создаешь. И в этом ценность такого переживания, что ты один на один остаешься с этим.
Д.: Это некий опыт, синхронно переживаемый группой людей. Каждый один на один, но все внутри одной комнаты. Синхронность создает театральность.
В.: У нас есть режиссёр и драматург, которые создают внутреннюю драматургию, поэтому это спектакль. Есть инструкция на коробочках, когда тебе говорят, что за чем делать, когда подключаться к истории, между историями есть перебивки. То есть ты действуешь так, как говорит комната. Всё по заданным правилам. Ты не свободно гуляешь, как на аудиовыставке, а действуешь по определенному сценарию.
Культура24.
